Неточные совпадения
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта.
Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом
плане, а дальше знать ничего не хочу.
Личная пригодность человека для общественного дела отступает на второй
план перед условной и рутинной фразеологией.
Причин для такого черничества в тяжелом складе народной жизни было достаточно, а на первом
плане, конечно, стояло неудовлетворенное
личное чувство.
Личные симпатии Райнера влекли его к социалистам. Их теория сильно отвечала его поэтическим стремлениям. Поборников национальной независимости он уважал за проявляемые ими силу и настойчивость и даже желал им успеха; но к их
планам не лежало его сердце. Никакого обособления он не признавал нужным при разделе естественных прав человеческого рода.
Но всероссийские клоповники не думают об этом. У них на первом
плане личные счеты и
личные отмщения. Посевая смуту, они едва ли даже предусматривают, сколько жертв она увлечет за собой: у них нет соответствующего органа, чтоб понять это. Они знают только одно: что лично они непременно вывернутся. Сегодня они злобно сеют смуту, а завтра, ежели смута примет беспокойные для них размеры, они будут, с тою же холодною злобой, кричать: пали!
В этом обнаруживается высокое стремление, но только стремление не государственное, а чисто
личное, проистекавшее не из зрело обдуманных замыслов и
планов, а из стремительной, нетерпеливой натуры Петра.
И тут-то мы видим, какая разница между деятельностью Петра, когда она направлена к какой-нибудь определенной цели, как теперь, — и между его же деятельностью, когда она вызвана просто его
личными увлечениями, без всяких дальнейших
планов, как было с воинскими и морскими потехами Петра до азовских походов.
Если все семена, брошенные мною на вашу почву, не пропали бесследно, то я с полным моим уважением буду считать вас женщиной дела, а как женщина дела, вы не имеете даже права выставлять на первый
план ваши
личные, эгоистические желания и чувства и охотно покоритесь необходимости.
Прежде всего он солдат, он — русский, и все
личные переживания, все
личные волнения должны заглохнуть и отойти на второй
план, пока он не выполнит того, что должен выполнить в силу своего долга…
— Антон Пантелеич! — выговорил он после тирады Хрящева и приласкал его взглядом. — Нужды нет, что вы у меня ровно восхитили… если не всю идею, то начало ее… Но ваш
план выше моего. Я, быть может, и пришел бы к тому же, но первый толчок был скорее
личный.
— Верьте мне, — говорил ему Усатин перед их уходом из трактира, положа локти на стол, весь распаленный своими новыми
планами. — Верьте мне. Ежели у человека, пустившегося в дела, не разовьется
личной страсти к созданию новых и новых рынков, новых источников богатства, — словом, если он не артист в душе, он или фатально кончит совсем пошлым хищничеством, или забастует — так же пошло — и будет себе купончики обрезывать.
Но первый роман, к которому я приступил бы, должен был неминуемо, по содержанию, состоять из того, что я переживал в России в короткий промежуток второй половины 1866 года в Москве, и того, что мои
личные испытания и встречи с русскими дали мне за четыре года. Так оно и вышло, когда тот роман, который представлялся мне еще смутно, весной 1870 года стал выясняться в виде первоначального
плана.
Появилось новое поколение молодежи, которое оказалось способным с энтузиазмом отдаться осуществлению пятилетнего
плана, которое понимает задачу экономического развития не как
личный интерес, а как социальное служение.
— Мое
личное несчастье уходит на задний
план, когда я вспоминаю, как часто в своих увлечениях я был нелеп, далек от правды, несправедлив, жесток, опасен!
Нечего и говорить, что Ермак решился ехать немедленно. Он не боялся смерти, но страшился утратить завоеванное, обмануть надежды царя и России.
Личные дела и
личные чувства отходили на второй
план, как бы ни серьезны были первые и не велики вторые.
— Господа, теперь сведя счеты с прошлым, нужно подумать о настоящем, — возбужденным, ненатуральным голосом начала Надежда Александровна. — Надо забыть все, что было, и приняться за новое. Искусство должно быть у нас на первом
плане, нашей единственной целью! Мы должны отрешиться от наших
личных интересов и желаний, работая для общего дела. Для этой цели все надо принести в жертву. Что теперь делать? Кого выбирать? — вот вопросы.
О том, что муж ее пробирается в предводители, она еще ни разу не подумала, как о близком факте. С ней он уже давно не мечтал вслух, не сообщал ей своих
планов, избегал всяких разговоров о
личных интересах.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и другими, не одобрявшими
план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из-за придворных и
личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моею, моею жизнью?» думал он.
Это счастливое наблюдение, сделанное в прекрасное весеннее утро, послужило только началом к целому ряду таких же. Откинув все
личное, вглядываясь в окружающее холодным и зорким взглядом наблюдателя, я вскоре пришел к чрезвычайно ценному выводу, что и вся наша тюрьма построена по крайне целесообразному
плану, вызывающему восторг своею законченностью.